Для Англии конца 17-18 вв, а чуть позже и Великобритании, свойственен малопонятный для тех времен гуманизм уголовно-исполнительной системы. Нет, вешали там более чем добросовестно, преступное понаехало, стремящееся за лучшей долей в города, быстро отправлялось на виселицы - до 1000-1500 человек в год. Это много, хотя совершенно не тянет на рекорд - не путать с 19 веком, когда на фоне многих стран континента, ограничивших применение смертной казни, Соединенное Королевство казалось просто полигоном для повешений. Вот только в 18 веке виселица не считалась таким уж страшным наказанием – скорее исключение из мира живых для общественного блага.

До середины, а местами и до конца 18 века на площадях континентальной Европы еще вовсю хрустели кости под ломами палачей, мерзко орали сжигаемые заживо. Понятно, что накал был не тот, что в 16 веке и явные дикости постепенно отступали. Тем не менее, колесование сохранялось во Франции как минимум до 1785 года, хотя на «федеральном» уровне уже не поощрялось, и даже где-то король запрещал пытки. А ничего не поделаешь – Ordonnance criminelle dite de 1670 никто не отменял, хотя даже при царствовании короля-солнца местные парламенты старались не следовать дословно совсем уж кровожадному акту.

На острове же к 18 веку квалифицированная казнь практически исчезла. Если в Брюсселе серийного убийцу ждали увлекательнейшие физические упражнения на глазах у публики, то в Англии его бы повесили, как и обычного вора. В самом страшном случае добавили бы такие детали как казнь вблизи места преступления и посмертное повешение в цепях у большой дороги. Суд не столько карал мудака, сколько спасал выживших от рецидивов. Для Европы, с византийских времен, помешанной на боли как альфе и омеге следствия, суда и наказания – это было практически откровение.

Сказать, что все англичане пускали слезы умиления при осознании своей человечности вряд ли можно. Многие юристы с завистью посматривали на континент, где преступника именно наказывали. Споры о необходимости мучительной казни для виновных в особо тяжких были сродни современным спорам о необходимости смертной казни как таковой. Интересующихся отсылаю к довольно любопытной книжке 1701 г. Hanging not punishment enough for Murderers, Highway-man and Horse-breakers – это развернутая петиция к обеим палатам Парламента ввести наконец-то достойное наказание, а не это ваше повешение. Дескать, в Соседнем королевстве разбойников казнят без намека на пощаду и там можно трясти кошельком посреди ночи, а у нас на дорогах адъ и пиздец ужас и погибель. Мы-то знаем, что это было чистое вранье, но кто из пэров решился бы на турне по ночным дорогам Нормандии?

Как бы то ни было, чрезмерное страдание во имя закона постепенно покидало страну. Кстати, тот же автор возмущался, что в отличие от нормальных стран, на острове не клеймят лица ссылаемым на Барбадос, сохраняя им возможность вернуться к обычной жизни.
Сегодня принято чуть ли не детей пугать казнью через hanging drawning and quartering (описывать все это лень, кто не знает – гуглить – расписано очень хорошо), но и это экстраординарное наказание для государственных преступников к концу 17 века сохранялось в символической форме. Вынимание внутренностей и четвертование в ряде случаев применялось, но проводилось уже с мертвым телом. Другое дело, что внешне это смотрелось скверно – процедура потрошения сохранялась и в конце века. Скажем, казнь Дэвида Тэйри в Портсмуте в 1782 г. – за шпионаж в пользу Франции проводилась со всеми деталями. По свидетельствам очевидцев – зрелище было омерзительным, хоть и совершалось над трупом.
А перегибы на местах - вы спросите?? Были! Скажем, при подавлении последнего якобитского мятежа в 1745 г. – к HDQ был приговорен 91 человек, в ряде случаев казнь проводилась пусть и не по букве закона, но в довольно жестокой форме. Как в случае с полковником Фрэнсисом Таунли - кишки живым ему не выпускали, но после 6 минут повешения дубасили палкой по груди и перерезали горло вместо обезглавливания. Возможно, особую неприязнь Таунли заслужил тем, что был, в отличие от горных бунтарей, предателем без всяких оговорок – командовал Английским Манчестерским Якобитским полком. В целом, герцог Кумберленд получил прозвище мясника вполне заслуженно, хотя, с другой стороны, приговоры выносила вполне себе легитимная Специальная Комиссия. Все же оговоримся, что такие вещи происходили по итогам контртеррористической операции, и не укладываются в контекст повседневной правоприменительной практики. Некоторой аналогией является практика повешений в СССР – этот вид казни применялся по отношению к нацистским приспешникам за преступления особого рода перед советскими гражданами – и никогда не применялся в иных случаях, даже за самые тяжкие уголовные преступления.

Как бы то ни было, в 18-й век Англия вступила без криков и стонов, казнимых на площадях. К середине века сообщения о казни Дамьена жители Лондона могли читать с теми же чувствами, что и мы о бесчинствах красных кхмеров за тысячи километров от нас – и пропустить после этого по кружке эля за доброго (тут даже без иронии) короля Георга II.
Англия не была бы Англией, если бы среди всего этого благолепия не нашлось место абсурду, и оно таки нашлось. По целому ряду обвинений, которые при самом страшном раскладе мужику грозили петлей, женщин полагалось сжигать. К подобному перечню относилось: 1) фальшивомонетчество и производство оснастки для оного, 2) убийство мужа, 3) некоторая иная особо тяжкая «мокруха». Что интересно, сожжение женщины не было какой-то особой английской традицией с сакральной подоплекой. Даже в редких процессах по ведовству обвиняемой грозило простое повешение. Законы королевства считали ведовство обычным felony, а вовсе не преступлением особого рода – скорее колдуньи воспринимались как злостные нарушительницы общественного порядка. В Шотландии, правда, ведьм редко, но сжигали – ну а что вы хотели от диких горцев, особенно вдали от промышленных центров?

Наверное, выявить причины странного анахронизма в небольшой заметке сложно, но предположу, что дело в эволюции системы наказаний. Жесточайшие и разнообразные казни применяемые к мужчинам в 15-16 вв - колесование, четвертование и редчайшее, но нежно любимое обличителями островитян кипячение – в случае женщин заменялось сожжением. Последнее позволяло сохранить видимость благопристойности - раздевать и увечить голое женское тело даже в те суровые времена считалось совсем уж некрасивым делом. Для мужчин гуманизация законодательства, а точнее практики его применения обернулось либо заменой мучительных смертей не повешение – в случае с кипячением, либо переводом мучительной и увечащей составляющей казней в символическую или посмертную форму – как это и было с HDQ. Если говорить о колесовании, которое во Франции и многих областях Империи являлось вполне ординарной казнью - им карались тяжкие преступления вроде вооруженного грабежа, то в Англии этим практически не увлекались. Скорее, это было модное и краткое веяние извне – как и для России петровского времени. Уже в 17 веке сообщения об этой казни в Англии практически не встречаются, в Шотландии вроде изредка случалось. К концу 18 века англичане даже не представляли толком, как производится колесование и бульварная литература представляла совсем уж абсурдные картинки с диковинным аттракционом…
Естественно, никакого массового общественного движения с транспарантами и кампанией в прессе за отмену жестоких наказаний в 17 веке не было – в лучшем случае, это было в умах отдельных членов парламента и придворной элиты. Вместе с тем, тренд наметился и был сформулирован в статье Билля о Правах, как бы запрещающем жестокие и необычные наказания - раздел Excessive Bail - That excessive Baile ought not to be required nor excessive Fines imposed nor cruell and unusuall Punishments inflicted (Bill of Rights (1688) 1688 CHAPTER 2 1 Will and Mar Sess 2). Пожалуй, это первое в новой истории законодательное ограничение права государства карать преступника. Понятно, что ограничение во многом декларативное и даже ситуативное – ведь билль взялся не из воздуха, а как реакция, в том числе на чрезвычайные суды Якова II. То же HDQ сохранилась как чрезвычайная казнь, хотя формально unusuall ее было не назвать – традиция с 13 века как-никак.

В случае женщин особой гуманизации уже давно не требовалось – к 17 веку практически все сожжения прекрасного пола проводились после предварительного удушения или повешения – само же сожжение оставалось лишь красивым ритуалом торжества закона. Собственно, никто и не жаловался, кроме зевак охочих для экшена – обычно они охали и ахали при посещении таких мероприятий в Империи или Франции, где все было тру. Сомнительная эстетическая сторона дела еще не изнеженных людей 17 века задевала мало…Хотя если подумать – лондонцы таких fire-show не переносили на дух – после сожжения тел генерал-майора Харрисона и прочих цареубийц в 1660 г. муниципалы жаловались на отвратнейшую вонь и просили заканчивать с такими делами. Конечно, это не похоже на правду - мы же знаем от историков 19-20 вв, что люди Средних веков и раннего Нового времени любили грязь и вонищу. Впрочем, к санитарным аспектам сожжений мы еще вернемся в третьей части.

При общем обилии смертных приговоров, к концу 17 века даже таких символических сожжений женщин было сравнительно мало. Очень уж немногие женщины занимались контрафактной монетой, а многих виновных в бытовых убийствах благоверных попросту вешали или отправляли на периферию нарождающейся колониальной империи. За весь 18-й век в Англии было сожжено около 50-60 женщин, из них 32 с 1735 по 1789. Скорее всего, были еще случаи в Шотландии, но в первую половину века это еще достаточно обособленная страна, часто бунтующая и вряд ли полностью прозрачная для министерств и ведомств Лондона с их архивами и статистикой.

Почти всегда сожжение было лишь символическим актом над уже мертвым телом. Приговоренная либо сжигалась после повешения, либо душилась непосредственно привязанной к столбу. В Лондоне такие действа проводились в Нью-Гейте или в районе микрорайоне Тайберн у одноименной тюрьмы, и привлекали огромные массы народа – до 20-25 тыс. человек - обычное повешение воспринималось как будничное мероприятие.

Тот самый единственный случай запомнился зрителям надолго. 9 мая 1726 г. Кэтрин Хэйс, приговоренная к сожжению за убийство мужа с расчленением тела и скрытием останков (это сегодня – норма жизни, а тогда это был едва ли не прецедент в криминалистике!) была доставлена в Тайберн. Подготовка к сожжению была проведена тщательно, столб уже был обложен горючими материалами, жертва зафиксирована – еще пара минут и палач затянет петлю на ее шее, а пламя исполнит формальную часть приговора. На это раз компромисса между формальностью и милосердием не произошло. Ассистент палача решил заблаговременно зажечь пиломатериалы и хворост, но сухие просмоленные дрова занялись слишком быстро – в течение нескольких секунд Кэтрин оказалась в круге огня. Палач не смог подступиться к жертве для ее удушения и пытаясь облегчить участь казнимой, запустил ей полено в голову с такой силой, что пробил череп (неужели было не догадаться попросить у кого-нибудь из офицеров конвоя пистолет, чтоб облагородить действо и не кидаться поленьями?).
Этот день оказался довольно дурацким, одним из самых невезучих в истории английских казней. Перед сожжением Кэтрин на ее глазах повесили сына-соучастника, дополнительные страдания казнимой никого не радовали, в это время из повозки бежали 2 грабителя-рецидивиста, ждущие своей очереди. В завершении спектакля рухнули трибуны со зрителями, погубив двух и ранив еще нескольких человек.

Как бы то ни было, Кэтрин Хэйс оказалась последней женщиной в Англии сожженной живьем, пусть и по технической ошибке. На жителей Лондона, отвыкших от откровенно жестоких казней, эпизод произвел довольно тяжелое впечатление. К отмене процедуры сожжений это не привело – до конца столетия женщин продолжали сжигать, но это были мертвые женщины - технику безопасности на местах подтянули. А вот прекратили их жечь вовсе не из-за победы идей просвещения или каких-то иных сантиментов – хотя воя в прессе было и впрямь много. Об этом – в следующей части!
Так и продолжался 18 век в Англии, все чаще загоралось пламя в топках первых паровых машин, все реже костры горели в Тайберне и Нью-Гейте. Мне хотелось избежать слезливых фраз о победе духа человечности и правах человека, но игнорировать подобные факторы не получается. Если в 17 в. вопросы гуманизма были уделом эстетствующей элиты, то теперь они становились популярными. Это не удивительно в стремительно индустриализирующейся стране, с какими-никакими общественными институтами и парламентаризмом, с десятками ежедневных и еженедельных газет.

Хотя если подумать…Лондонскому Сити с офисами банков, торговых домов и предприятий посчастливилось находиться в относительной близости от Нью-Гейта. Порой при сожжении ветер доносил непотребные запахи до благородных носов истеблишмента. Последним это не нравилось, а на фоне общего благолепия делового центра Лондона – казалось откровенной дикостью. Началась компания в прессе…

Сожжение на костре женщин за фальшивую монету и убийство мужа продолжалось - дань традиции, которую никак не отменяли. Парламент оставался в стороне - клубу лоббистов хватало занятий, а теток сжигали, в конце концов, мертвыми. Так, в апреле 1786 за фальшивую монету сожгли Фиби Харрис, а всех ее подельников мужского пола повесили. Фиби сгорела после повешения, но оказалась в особенно ущербном положении. Дело в том, что со второй половины века в Англии старались минимизировать страдания повешенных. После казни лорда Ферреса в 1760 все шире применяли модернизированную виселицу, обеспечивающую длительное падение осужденного перед затягиванием петли и, соответственно, смерть из-за перелома шейных позвонков. Все четверо сообщников Фиби умерли без особых страданий на современной виселице, Фиби же повесили на столбе у костра. Долгая агония женщины произвела на зрителей тяжелое впечатление.
Все больше народа стало возмущаться существующими порядками, включилась и прогрессивная печать. О проблеме начала писать «Таймс». Колумнисты задавались вопросом о необходимости применения столь жестокого и явно архаичного законодательства, всплыла тема гендерной избирательности наказания. Почему мужиков – организаторов производства фальшивой монеты ждала петля как простого воришку, а их приспешниц полагалось сжигать.

А тут подоспела Революция на том берегу Канала и упразднила пыточное, костедробильное законодательство Старого Порядка. На этом фоне сравнительная мягкость островной уголовно-исполнительной системы перестала быть убедительной. Гласным судом и отсутствием пыток французов теперь тоже было не удивить. С дурацкой пиротехнической формальностью пришлось заканчивать.

По инерции, в 1788 за фальшивую монету на костер отправили Элизабет Салливан, в 1790 – Кэтрин Мэрфи - последнюю женщину, сожженную на территории королевства, заслуженный объект фапа англофобов. В том же году на острове запустили в эксплуатацию первый в мире паровой прокатный стан.

По должности последним сожжением руководил шериф Лондона Бенджамин Хаммет, испытывавший к подобным вещам отвращение и считавший их совершенно бессмысленными. В следующем году он избрался в Палату Общин и решил окончательно покончить с тяготившей его прежней обязанностью. 10 мая 1790 года он внес билль об отмене сожжений за контрафактную монету. В речи перед палатой он указал на тот факт, что шериф, сжигая женщину мертвой, сам формально попадает под обвинение в неисполнении закона. Хвала небесам, что за последние 100 лет ни один человек в стране не решился сжечь женщину живьем (технические накладки депутат не рассматривал), но пора менять что-то в консерватории.

Еще раз сложно не восхититься правовой культурой островитян. Вся столица возмущается, негодует пресса, а архаичный, но действующий закон продолжает исполняться – пусть и в предельно смягченной форме. Когда, наконец, закон отменяют, то руководствуются не столько прогрессивными идеями, сколько необходимостью устранить коллизию между положениями закона и существующей практикой его исполнения.

The Treason Act был принят - отныне в вопросах фальшивомонетничества и убийств благоверных женщины уравнивались в правах с мужчинами – их просто вешали.

Последней особой, кого по-хорошему то полагалось сжечь, была София Гиртон - приговор она получила свой вполне законно еще до принятия акта. Исполнение отложили до чтений в Парламенте,а по итогам последних девушка вместо костра получила бесплатную путевку в Австралию, на ПМЖ.
http://tanrah.livejournal.com/