Предисловие.

Огромное количество писем, которые я получаю, начинаются с перечисления собственных недостатков, неудач и ошибок. «Невезенье» - столь удобное и расплывчатое понятие, что с его помощью можно обрисовать как присутствие, так и отсутствие в жизни абсолютно любого предмета, человека, качества. (Это удобно делать также с помощью терминов «сглаз», «порча», «проклятие» - трактовать их можно очень широко)

«Невезенье в личной жизни» - эпистолярный сериал, который творится у меня в почтовом ящике много лет. Но наконец-то в результате колоссального профессионального роста (правда, не знаю, в каком направлении!) я удивительным образом смогла-таки сформулировать письменно хотя бы часть того, что обычно пыталась донести лично, размахивая руками и хлопоча лицом.

А именно:

Рано или поздно человек задаётся вопросом, можно ли быть счастливым и «счастливым в личной жизни»? Желательно, одновременно? И если да, то, чёрт возьми, как?!
В вопросе, как всегда, уже есть ответ.
Чтобы «личная жизнь» была счастливой, ты (я, он, она) лично должен быть счастлив.
И, опять же как всегда, это проще сказать, чем сделать.
Потому что «личная счастливая жизнь» в общепринятом понимании -это что угодно, только не счастливая жизнь личности.

Как, возможно, было задумано.

Человек создан для счастья, как якорь для парашютиста.

В идеале каждый человек рождён совершенным и самостоятельным.
В идеале, каждый может быть счастлив в одиночку.
В идеале же каждый, ставший счастливым самостоятельно, может найти кого-то другого, такого же счастливого, чтобы их счастье, ставшее общим, приобрело новые черты и обогатило опыт.
Таким образом, в идеале человек равно одарён способностью быть счастливым с кем-то и без кого бы то ни было.
Как и всякая идеальная модель, изложенная на бумаге и в теории, в реальности такое равновесие встречается крайне редко. А именно: есть те, кто дохнет за забором, есть те, кто в неволе не размножается.
Но перекосы в разные стороны растут в рамках одной грядки. Местной грядки.

Рождённые несвободными.

Принято считать, что мы наследуем модель взаимоотношений родителей - как с Миром, так и между собой. В условно "нормальной", счастливой семье ребёнок наблюдает, каким было это самое родительское счастье, и впоследствии выстраивает собственное, сообразуясь со сделанными выводами.

Однако какие выводы и в каких ситуациях возникают, думается мне, высчитать с достойной упоминания точностью нельзя. Можно только описывать разнообразные случаи, чтоб обычно и присутствует в учебниках психологии.

Как бы то ни было, из собственного детства мы должны выйти идеально уравновешенными, теми, кому и в компании весело, и в одиночестве прекрасно.

И, казалось бы, разумнее начать с простого - то есть с самого себя. Но нет, видимо, эдак богам было смотреть неинтересно, да и выживать человеку было удобнее кучей. В любом случае, мне практически не приходилось встречать тех, кто изначально умел быть счастливым сам с собой и сохранил это умение весь свой жизненный путь, лишь совершенствуя его.

Для подавляющего большинства включённость в отношения - условие счастья. Можно быть внутри отношений счастливым или нет, но возможность счастья вне пары - отрицается.

Разумеется, такая позиция выгоднее для выживания вида, для существования социума. Мотивации - и положительные, и отрицательные - привычно завязать на нужду (реальную или предполагаемую) в партнёре.

И тогда гендерный подход в воспитании + ориентированность на постоянное общение как необходимость рождают практически готовых эмоциональных инвалидов прямо в детсаду.

Объявление:
За умеренную плату злой сотрудник милиции посетит вечером Вашего
непослушного ребенка и заберет его, поставит в угол или съест.

"Не груби, девочки так не выражаются". Почему? В смысле, почему особое требование к девочке?

"Девочка не должна быть неряхой! С тобой никто не будет дружить!" Ну да, а с мужчиной-свиньёй, надо полагать, общаться - самый сок.

Когда воспитатели хотят повысить критическое к себе отношение детей, они пересаживают их по парам мальчик-девочка. Если же состав группы неравен, то такая пересадка может ещё и привилегией считаться.

Если кто-то ведёт себя плохо, его...отсаживают за отдельный стол или парту.

Шалишь? Сиди один.

"Плохо себя ведёшь?! Тогда никто с тобой не будет разговаривать".

Ты наказан, ты один.

Из этого всего постепенно и выковывается установка, что одиночество - плохо.

Кто без пары, тот урод. Не женат в 30? Наверное, больной какой-то.
Незамужем? Ясно, не польстился никто.
Один пришёл в театр? Не в своём уме гражданин.
Женщина в ресторане не может быть против ухаживаний чужих граждан: она же пришла одна! В ресторан-то!

Qui prodest? (Кому выгодно?)

Почему общество связывает "парность" с понятием счастья, думаю, ясней ясного: обществу граждане нужны, налогоплательщик должен быть предсказуем, а значит - зависим, зависим своими привязанностям к тем, без кого он не мыслит счастья. И оттого счастье всегда будет пропагандироваться в расчёте на чётное число пользователей, так сказать.

Однако рано или поздно человек, ищущий счастья (например, в раннем браке) монументально обламывается со своими надеждами. Эмпирическим путём выясняется невиданное: после свадьбы не начинается рай автоматически, часто начинается ад, а то и хуже: быт.

Чтобы поддержать в людях запал, есть несколько рычагов давления.

Не главное - докопаться до истины,
главное - проводки не перепутать.

Во-первых, для того, чтобы прошить нечто в систему мировоозрений, лучше всего работают очевидные аксиомы, специфическим образом изменённые. Так, здравую идею о том, что для счастья надо потрудиться, чуть изменяют. Без труда, дескать, вкус у счастья не тот. И чем больше труда, тем больше счастья.

- Слушай, как вы с женой так дружно живете?
- А мы с ней однолюбы: она любит только меня,
и я люблю только себя.

А чтобы эта погоня за обещанным счастьем укрепляла нужду друг в друге, то и счастливым надо делать не себя и даже не обоих. Потрудиться предлагается для счастья другого (а он, предположительно, потрудится для тебя). Дескать, счастье непременно придёт, "был бы милый рядом". И учат всему, что может понадобиться-потребоваться тому, гипотетическому "другому". До недавнего времени на уроках труда строгали табуретки (мальчики) и бутерброды (девочки). И потом ходили друг к другу в гости на экскурсии. И неподдельно были счастливы! Как удобно построить на этом шаблон!

Разумеется, после того, как в "милого рядом" угрохано времени, внимания, усилий, волей -неволей, начнёшь союз ценить. Точнее, свои в него вложения. То, что "лучшие годы потрачены", вообще-то по собственному решению, пусть и не особо умному, игнорируем. Вместо того, чтобы дать самостоятельно определить человеку, на каком месте в системе ценностей у него будет счастье близкого, это счастье лукаво делают необходимым для счастья как такового сразу. То есть "Если ты не заштопаешь ему носок, тебе не будет счастья".

Если девица после занятий в институте валится с ног, бабушка или мама запросто могут покачать головой: "Да, а как ты будешь мужу своему ужин готовить, когда замуж выйдешь?" Можно вламывать на двух работах, вечерами шататься от усталости у плиты, тихо ненавидеть детей и мужа, но считать и называть себя "счастливой".

Потому что с ясельного возраста твердили одно: одной хуже.

Потому что совместный труд для моей пользы, он - объединяет!
(общественность голосом Кота Матроскина)

Идея о совместном пути к счастью на практике часто выливается в бесплатный провоз бог знает кого, на собственной хребтине к ещё менее известным целям. И рано или поздно те, на ком едут к абсолютно "левому" счастью, физиономии кривят и начинают вопросами дурацкими задаваться.

И вот тогда работает второй рычаг давления.
Нужно людей хорошенько испугать.
Даётся картинка, что одному может быть только плохо.
О, простите, ещё может быть "очень плохо", "крайне плохо" и "вообще трындец".

Нас с младых ногтей (когтей, хвостов и чёлок) учат, что предел мечтаний не остаться одному.
Картины "одинокой старости" исключительно маргинальных персонажей изображают, ну, может, печальных старичков с собакой и газетой на бульваре, но никак не плейбоев-горнолыжников.
Один? Несчастный! Даже если в шортах и на серфе, и потом со стаканом пива в баре. Один? Бедняга!
Счастья в одни руки не выдают. Ни хорошего, ни плохого, ни за особые заслуги. Никакого.
Его там нет.
Человек собирается встречать Новый Год один?! Какой ужас. Эта реакция (с "ужасом") зашита в самых просветлённых и продвинутых: вместе со всем человеческим. Если на секунду перестать быть просто владельцем паспорта, над Миром, так сказать, воспарить, то разум резонно подскажет задать вопрос "Почему?"
Так получилось, стряслась беда, или человек всю жизнь мечтал провести праздник в постели с хорошей книгой?

Но если задавать вопросы, то страх может и уйти.
А с ним жить хотя и неприятно, зато все знают как.
Поэтому Новый Год - непременно в компании. И никаких гвоздей.

Третий же рычаг давления- это восхваление обретённого счастья (или "счастья"?). Объяснение абстракции «понятными словами», так сказать.

Счастье - это оргазм, полученный от жизни.

Ведь действительно, мало кто знает, что такое "счастье", зато все отлично понимают слова "привязанность", "комфорт".

Слова "Я без тебя не могу, ты мне нужен" - это универсально принятое признание в любви. ( В то время как после отключения «общечеловеческого пакета» на самом-то деле от эдаких откровений мороз по коже продирает)

"Они женаты тридцать лет" автоматически звучат как "как же им повезло!"
"Разойтись всегда успеете", говорят дочкам мамы. Многие - и мужчины, и женщины - годами вместе "ради детей".

Счастливым человек оказывается, когда в надежде на призрачно возможное и обещанное счастье вложил в кого-то другого всего себя. В самый сложный момент решил, что уйти - признак слабости и отказ от мечты. И теперь наконец слышит в свой адрес: "Я без тебя не могу".

И ведь факт – счастлив, собака! Ну, как умеет. Потому что получил то, что считал счастьем, то, что его учили таковым считать и называть.

И если другого счастья человек и не знал никогда, то в обретённом состоянии счастлив он - идеально. А главное - прочно он счастлив. Надёжно зафиксирован, как буйно помешанный в бант из длинных рукавов.

А если и правда – счастлив? Без кавычек?
Ну предположим, что в одном случае на миллион встретились те самые идеальные двое: "он храпит, она глухая"? И?

У умных и красивых одна общая беда.
Они думают, что это навсегда.

Это счастье всё равно беспомощно: человек не пришёл к счастью в паре, он его в небесную лотерею выиграл. И обычно слабо представляет, как им распорядиться, не научившись творить это счастье сам. Такое счастье не умеет меняться, оно боится измениться.

Люди буквально не дышат над своим счастьем, а «перемены» – синоним «катастрофы». Кто-то молит мгновенье остановиться, кто-то закрывает глаза, чтобы не поверить в этот "дивный сон".

Под угрозой утраты счастья в счастливой паре человек всё равно несвободен.

И несвободны будут его потомки, которых он в свою очередь будет пугать одиночеством и желать им «счастья». Идеального.

Ведь нелепость "идеального счастья" очевидна лишь здесь: в теории и на бумаге.

© soit, декабрь 2009